Читать онлайн «Владимир Святой [3-е издание]». Страница 46

«Сказал Добрыня Владимиру: “Оглядел я колодников (пленников. — А. К.). Все они — в сапогах. С этих нам дани не брать. Пойдем искать лапотников”. И заключил Владимир мир с болгарами, и дали клятву друг другу. И сказали болгаре: “Тогда не будет между нами мира, когда камень начнет плавать, а хмель начнет тонуть”. И вернулся Владимир в Киев».

И снова анекдотичность ситуации, случайность повода, послужившего к заключению мирного соглашения, не должны свидетельствовать в пользу заведомой недостоверности летописного сообщения. Действительно, весь рассказ несет на себе ярко выраженную фольклорную, сказочную окраску. Чрезмерное внимание к кожаной обуви, например, заставляет нас вспомнить некоторые народные сказки, как русские, так и украинские. Но ведь повод для начала переговоров и истинная причина прекращения войны не совпадали во все времена.

Вероятно, Владимир и Добрыня столкнулись с сильным, хорошо организованным противником. Продвижение вперед оказалось делом проблематичным. И слова, произнесенные Добрыней, были обращены не только (и даже не столько) к Владимиру, сколько к русскому войску, а значит, и к тем русичам, которым предстояло встречать их после возвращения домой. Мир, заключенный после победы хотя бы в одном сражении, а тем более оправданный некой экзотической деталью, присущей местному населению, позволял возвратиться на Русь с честью, как говорится, сохранив лицо.

(Правда, русы сражались с обутыми в кожу византийцами — и не без успеха. Киевляне, конечно, прекрасно помнили об этом. Но — что и говорить! — перед «лапотниками» русские воеводы всегда чувствовали себя гораздо увереннее.)

Формула же «вечного мира», заключенного с болгарами, наверняка передана в летописи буквально. Мирные договоры того времени не всегда фиксировались на письме. Слово произнесенное, особенно яркое, запоминающееся, способное надолго впечататься в память, было столь же весомо, как и записанное. Оно так же признавалось в дипломатической практике.

Мы не знаем всех условий «вечного мира». Возможно, обещание не нападать друг на друга и было единственным, о чем удалось договориться. Если так, то успех болгарской дипломатии очевиден. Владимир же своих целей не достиг. Известно, что переговоры между Болгарией и Русью продолжились. На следующий год в Киев прибыло посольство из Болгарии. За ним последовало ответное посольство Владимира. К тому же времени, вероятно, относится и посольство Владимира в Хорезм, о котором сообщают мусульманские источники. Насколько мы знаем, в ходе этих переговоров обсуждались религиозные вопросы, и в частности возможность принятия Русью ислама. Сама постановка такого вопроса весьма примечательна. Но религиозная тема вряд ли была единственной. Да и сами разговоры о преимуществах ислама едва ли не свидетельствовали о желании Владимира прощупать почву относительно возможности союза Руси с Хорезмом и раскола антирусского мусульманского блока. Очевидно, Владимир был не прочь использовать в своих интересах чрезмерное религиозное рвение эмира ал-Мамуна. А может быть, переговоры с Хорезмом имели еще одну тайную цель — оказать нажим на Византийскую империю, находившуюся в состоянии непрерывной войны с мусульманским миром. Но об этом — позже.

Так или иначе, но «вечный мир» с Волжской Болгарией Владимир соблюдал недолго. В 90-е годы возобновятся военные действия против Болгарии; впоследствии, кажется, будет заключено и торговое соглашение с этим государством.

Поход на болгар 985 года, вероятно, был связан с еще одним военным предприятием Владимира. О нем сохранилось уникальное известие в «Памяти и похвале Владимиру» Иакова мниха. Согласно этому источнику, Владимир ходил войной на хазар, «и победил их, и дань возложил»{148}. Иаков помещает хазарский поход между болгарской войной Владимира и его походом на Корсунь 988 года. Другие источники об этом событии не знают{149}.

К 80-м годам X века Хазарский каганат прекратил свое существование. Его восточная часть отошла Хорезму. Означал ли хазарский поход начало войны с Хорезмом? Очевидно, нет. Более того, с известной долей осторожности можно предположить, что военные действия Владимира явились следствием его соглашений с эмиром ал-Мамуном.

Как и Святослав, Владимир, по-видимому, не претендовал на территории в низовьях Волги{150}. Хорезм же, в свою очередь, не включал в зону своих интересов западную часть бывшего Каганата. Очевидно, Владимир не стал продвигаться по Волге: он двинулся в обход хорезмских владений — на Дон и далее к устью Кубани.

Можно ли утверждать это с уверенностью? Ведь текст «Памяти и похвалы» не содержит указаний на маршрут продвижения Владимира, не сообщает, на какие именно хазарские земли распространил свою власть Владимир.

Я исхожу в своем выводе из того уже отмеченного выше факта, что в древнерусской письменности название «Хазары» применялось не ко всей территории бывшего Хазарского каганата, но лишь к его западной части — нижнему Подонью и Прикубанью, Тамани и восточному Крыму. Эти же земли называли Хазарией в средние века и византийцы, и евреи, а позднее и итальянцы.

Непосредственной целью Владимира было, по-видимому, восстановление суверенитета Руси над Тьмутороканью. И он достиг своего. Известно, что уже в начале XI века Тьмуторокань с обширной прилегающей округой принадлежала Киеву. Владимир посадит сюда на княжение одного из своих сыновей — Мстислава.

Поход Владимира «на Хазары» неизбежно должен был привлечь пристальное внимание еще одного могущественного соседа Руси — Византийской империи. Интересы двух стран снова сталкивались в Причерноморье. Укрепив свое государство с запада и востока, развернув его на юг и получив выход к Азовскому и Черному морям, Владимир повторял путь своего отца Святослава. Но за ним стояло сильное и, главное, прочное государство, которое Владимир вовсе не намеревался отдать кому бы то ни было или разделить на части, как это сделал его родитель.

Столкновение с Византией казалось неизбежным. Более того, источники позволяют предположить, что к 985–986 годам дело дошло до каких-то реальных военных столкновений между двумя странами{151}. Но Владимир уже проявил себя дипломатом и государственным деятелем в гораздо большей степени, чем полководцем. Он и в этой ситуации сумел не только избежать полномасштабной войны, но даже сделаться союзником византийских василевсов. Впрочем, это стало возможным в результате тех потрясений, которые пережила Византия в 80-е годы X века и о которых мы поговорим немного позже.